Сайт комсомольцев и коммунистов МГУ им. М.В. Ломоносова

Рубрикатор
    Главная страница

    Информация и       новости

    В мире науки
    Образование
   Политпросвещение
    Наша история
    Агитпроп
    Фотогалерея
    Библиотека
    Союз Коммунистической Молодежи
    КПРФ
    Обратная связь
Рассылка материалов КПРФ.Ру



Дискуссии


Нет больше сталинизма и троцкизма,

есть революционный марксизм и реформизм

Нет больше ни Эллина, ни Иудея (Гал 3.28)

Маркс как-то написал: «Традиции всех мертвых поколений тяготеют, как кошмар, над умами живых. И как раз тогда, когда люди как будто только тем и заняты, что переделывают себя и окружающее и создают нечто еще небывалое, как раз в такие эпохи революционных кризисов они боязливо пребегают к заклинаниям, вызывая себе на помощь духов прошлого, заимствуют у них имена, боевые лозунги, костюмы, чтобы в этом освященном древностью наряде, на этом заимсвованном языке разыгрывать новую сцену всемирной истории»[К.Маркс. 18 брюмера Луи Бонапарта. // К.Маркс, Ф.Энгельс. Соч. т. 8, стр. 119].

И это верно даже в отношении великих революций. Английская революция XVII века рядилась в костюм раннего христианства и говорила языком Ветхого завета, Великая Французская революция воскрешала римские древности, революции XIX века, включая Парижскую Коммуну, старались скопировать опыт 1789-95 годов. Октябрьская революция видела в себе повторение Парижской Коммуны и, отчасти, российского 1905-го года, а все позднейшие социалистические революции калькировали российский Октябрь.

Но, французы, оперируя римскими фразами и именами, решали задачи своего времени. В одеждах призраков ходили живые люди, творившие собственную историю.
Сегодня же по бескрайним просторам бывшего СССР разгуливают лишь одежды призраков. Пустые формы прошлых лет. Куча сталинистских, троцкистских и т.д. групп ведет дискуссию по «важнейшим» и «актуальнейшим» вопросам: были ли социализм в СССР или нет, была ли в тот или иной момент правильной политика Коминтерна или нет, предал ли Сталин Испанскую революцию, был ли пакт Молотова-Риббентропа необходимостью или беспринципностью и т.д. и т.п.

Сектантсткое мышление вертится в порочном круге штампов прошлой эпохи. Когда читаешь творения таких сектантов, создается впечатление, что свои штампы они просто «забили» в hot-keys клавиатуры – нажимаешь control + «I» и появляется: «предательство Испанской революции», нажимаешь control + «B» и появляется: «привилегии бюрократии», нажимаешь control + «G» появляется «пакт с Гитлером», а control + «K»: «роспуск Коминтерна». Можно, наверное, вообще автоматизировать процесс написания сектантских статей, но это уже дело программистов, а не теоретиков (троцкистские штампы взяты здесь для примера, существуют не менее смешные «сталинистские» штампы).

За каждым из сектантских направлений стоит целый иконостас пророков и святых, требующих жертвоприношений, целый ряд догматов, охраняемых с не меньшей ревностью, нежели догматы Святой Церкви и столь же жизненных, как последние. Все еще гремят споры 60-летней давности, звучат взаимные обвинения, достойные А.Я.Вышинского.

Вопросы истории, конечно, важны и их стоит изучать, нужны и дискуссии [мое мнение о спорных вопросах прошлого нашего движения можно прочитать здесь: http://communist.ru/root/archive/discussion/shapinov.on.stalin]. Но огромным тормозом на пути формирования современной левой идеологии и левого движения становится то, что именно по вопросам прошлого, а не настоящего идет самопределение и организационное размежевание левых.

Деление на сталинистов, троцкистов, маоистов и ряд других более мелких течений, которое сложилось в ХХ веке вовсе не было сектантской прихотью. В мире, где рядом с капиталистической системой возникла на основе революционного разрыва с капитализмом альтернативная общественная система, которая стала фактором борьбы в том числе и в капиталистических странах, левые не могли не определять своего отношения к ней. И во многом в зависимости от этого самоопределения складывались их взгляды на другие вопросы. Общество было расколото глобальной классовой борьбой, которая была и борьбой государств капиталистического и социалистического лагеря друг против друга. В этой борьбе нужно было занимать ту или иную сторону. «Коммунист определяется отношением к СССР» - говорил Георгий Димитров. И это было верно, потому что одно отношение к СССР относило коммунистов в категорию «сталинистов», другое – троцкистов и т.д.

Каждое из течений выросло из реальных противоречий реальной революции, даже целой волны социалистических революций ХХ века. Революционное движение, выросшее из российского Октября, оказавшись изолированным в рамках одной страны, разделилось на две тенденции – одна (сталинисты) готова была пожертвовать частью принципов ради сохранения завоеваний революции, другая (троцкисты) – осталась верной всем заветам классиков и методично фиксировала каждое отступление от программы ленинского «Государства и революции» в практике советского социализма.

Затем, когда после Второй мировой войны ситуация измеилась, часть «сталинистов» стала маоистами, а часть хрущевцами-брежневцами. И первые стали колоть вторым глаза азбучными истинами марксизма-ленинизма, которые отчасти исходя из условий, существовавших ранее, частью из-за нового оппортунизма были забыты лидерами КПСС. Вопрос о том, все ли уступки и компромиссы сделанные Сталиным были необходимыми, насколько правильно Троцкий трактовал ленинизм и во всех ли вопросах были правы маоисты в ходе своей полемики с КПСС в 60-е следует оставить историкам революционного движения, потому что для сегодняшнего дня они имеют значение только как некоторые иллюстрации борьбы революционного марксизма и реформизма. Не более.
Причем такая борьба – между реформистами и революционерами – проходит сегодня в каждом из названных течений. Есть революционные «сталинистские» партии, а есть скатившиеся в реформизм. Реформиским стало большинство массовых коммунистических партий, особенно европейских.Французская КП – здесь самый яркий пример. С другой стороны, есть левевшая на протяжении всех 90-х и 2000-ных годов КП Греции, есть радикальная «сталинистская» Партия Труда Бельгии, партизанят в Латиноамериканских лесах «сталинисты» из Революционных вооруженных сил Колумбии.

Троцкисты, хоть и существуют в большинстве случаев как мелкие революционные секты, но тоже имеют своих реформистов. Например, гордость троцкизма – одна из немногих массовых троцкистских партий – шри-ланкийская – скатилась в реформизм и успела даже посидеть в буржуазном правительстве. Маоисты также бывают реформистами и революционерами. Даже в рамках небольшой страны – Непала – есть две маоистские партии: КПН (маоистская), которая ведет вооруженную борьбу с буржуазно-феодальным государством, и КПН (объединенная марксистско-ленинская), которая признает монархию, входила в правительство и действует по реформистских схемам. В Индии, где маоизм господствует в комдвижении, также есть маоисты-реформисты и маоисты, ведущие вооруженную борьбу или готовящиеся к ней.

Изжитость старых противоречий постепенно констатируется и самими левыми, но к этому вопросу нет сознательного подхода. Тяжело расставаться со старыми костюмами, отказываться от привычных схем. Тем не менее, положительный опыт уже есть – в Дании и Норвегии маоисты, сталинисты и троцкисты сформировали единый избирательный список, а затем и единое движение, почти партию. Не будем сейчас оценивать: реформистскими или революционными получились эти объединения, время покажет, важно дургое: налицо констатация факта, что разделение левых сегодня проходит по другим линиям, а не по отношению к сталинскому СССР, маоистскому Китаю, личностям Сталина, Мао и Троцкого.

Старые противоречия стоит отбросить вовсе не потому, что они «усатрели». Не устарело куда более старое деление на реформистов и революционеров, в российской традиции – большевиков и меньшевиков. Просто условия в которых существует левое движение на рубеже 1980-90-х годов радикально изменились. С крушением социалистического лагеря, реставрацией капитализма в СССР, Восточной Европе и в несколько иной форме в Китае завершилась целая эпоха развития и капитализма и мировой революции, начавшаяся победой социализма в России и поражением в Германии. Наступил Ground Zero революционной истории, частично вернулся даже «старый» империализм. Поляризация бедности и богатства, сглаживавшаяся в ХХ веке в ведущих капиталистических странах из-за опасности «повторения СССР», снова достигла уровня 1914 года.

История сделала круг и вышла на ту же точку, но на новом уровне развития. Национальные монополии уступили место транснациональным, либерализм неолиберализму, колониализм – неоколониализму, передовые производительные силы – это уже не двигатель внутреннего сгорания и электрогенератор, а телекоммуникации и генная инженерия и т.д. Соответственно, и революционная теория должна описать своеобразный круг по спирали собственного развития и отбросив противоречия другой фазы витка выйти к развилке необольшевизма и неоменьшевизма.

Массы понимают это лучше революционеров, их мало интересует кто был прав – Сталин, Троцкий или Мао. Их интересуют технологии сопротивления корпорациям, защиты трудовых и социальных прав, их можно заинтересовать идеей коренной ломки общественных отношений, отношений собственности и власти, идеей революции.

Основные составляющие новой левой идеологии и практики также формируются рамках в разных марксистских течений параллельно, поэтому объединение на новых основаниях назрело.

При формировании интегральной марксистской идеологии придется побороть не просто слова: "сталинизм", "троцкизм" и т.д., но и соответствующий стиль мышления. Сектанты скажут: О’кей, нет больше условий для деления на сталинистов, троцкистов, есть только революционный и реформистский марксизм. Но они согласятся признать революционным лишь направление, которое согласится признать все догматы данной секты. Для секты вообще важно не то, что объединяет ее с массовым движением, а то что отличает, делает уникальной. Здесь важны мельчайшие оттенки смысла в толкованиях того или иного "священнного" текста, а не реальные проблемы, стоящие перед реальным движением.

Собственно, придется побороть сам сектантский подход. Здесь можно также найти массу примеров из истории революционного движения. Например, даже глубокие разногласия и взаимная неприязнь не помешали Ленину и Троцкому работать в рамках одной партии в 1917 году, если их политическая линия на тот момент совпадала.

Виктор Шапинов

 


Интервью с М. Инсаровым о современных троцкистских организациях.

Марлен, ты около 6-ти лет состоял в троцкистской организации, кроме того, за последние лет 10 ты общался или даже взаимодействовал с различными троцкистскими группировками в России и на Украине. Что ты можешь сказать об этих организациях?

- Считаю, что в целом они имеют вредное значение для развития подлинно революционного движения, являются препятствием для его возникновения, поскольку развращают - полностью или неполностью, рано или поздно – тех честных революционеров, которые приходят в эти троцкистские организации, а затем не могут порвать с ними и пойти влево.

Мне недавно пришлось услышать следующий аргумент (привожу его близко к смыслу сказанного, но не слово в слово): Ваша критика большевистской партийной идеи справедлива. Действительно, когда большевистский менеджмент сосредотачивает в своих руках власть и партия превращается в буржуазную организацию. Однако ведь современные троцкисты не создали, вернее не смогли создать ленинскую “партию нового типа.” В реальности это небольшие группы людей, которые решают свои вопросы на собраниях. Следовательно, Вы не можете утверждать, что они играют в обществе такую же реакционную роль, как могла играть историческая партия большевиков.

- Реальность выглядит иначе. Действительно, полноценных ЦК и оплачиваемой партийной бюрократии у современных троцкистских групп нет - не потому, что они этого не хотят, а потому что в силу их слабости это невозможно. Однако, в реальности власть внутри этих групп обычно находится в руках неформальных вождиков. Именно они де-факто принимают основные решения. Это является и причиной бесконечных расколов в троцкистских организациях. Расколы обычно происходят не по идейным причинам. А потому, что появляется какой-то новый вождик. В итоге происходит конфликт между двумя лидерами, которым тесно в одной группировке. Ты спрашиваешь, что такое современные троцкисты в России и на Украине? По существу это секты. Как и в любой авторитарной секте, тут влияние концентрируется в руках вождиков.

Как ты соотнесешь нынешних троцкистов с большевиками прошлого?

- Нынешние троцкисты гораздо хуже. Большевики начала 20 века могли быть либо настоящими врагами, либо настоящими революционерами. Когда рабочие на Урале полагали, что защищают революцию, они вступали в партию большевиков. Но как только они увидели, что большевики построили в стране бюрократическую диктатуру, они в традициях уральской партизанщины решили устроить резню партийных чиновников. Все было очень серьезно и лишь ЧК их остановило. Нынешние троцкисты, а также представители прочих ортодоксально-марксистских групп - совсем иное дело. Многие не имеют ни твердой веры в свое дело, ни серьезных знаний, ни решимости. Здесь повторяется история с якобинцами Великой французской революции и их последышами, т.н. «неоякобинцами», т.е. французскими мелкобуржуазными демократами середины 19 века.

Мне кажется, что большое влияние на реальное состояние троцкистских групп оказывает та идеология, которой они придерживаются. Эта идеология основана на оправдании иерархии, господства, подчинения рабочего класса партии, а партии – вождям. Об этом писал и Ленин в Детской болезни левизны в коммунизме, хотя и несколько иными словами. Соответственно эта идея притягивает в их группы личности авторитарного склада. Она же укрепляет авторитет вождей. Например, К., участник пермской организации троцкистов, писал мне, что наличие вождей естественно и необходимо, и что при необходимости и наличии возможностей следует даже обеспечить для них привилегированное снабжение. С другой стороны один знакомый питерский троцкист утверждал, в разговоре со мной, что люди всегда будут делиться на управляющих и управляемых. Словом, большевистская идея оказывает сильное влияние на состав и поведение членов таких групп

- Я сторонник исторического материализма как метода познания общественных процессов и склонен объяснять явления, исходя из социальной реальности. Вероятно, ты прав в том, что большевистская идеология оказывает значительное влияние на поведение и состав троцкистских групп. Однако роль идеологии – служебная. Она содействует укреплению реальной практики, поскольку помогает вождикам эту практику оправдывать. Но необходимо внимательнее присмотреться к причинам возникновения современных троцкистских групп. Нужно оценивать существование и формирование их взглядов, исходя из современных господствующих общественных отношений и проблем.

Кто приходит к троцкистам? Обычно, это человек, которому не нравится капитализм, но который, при этом, не хочет примыкать к сталинистам, потому что ему не нравится их национализм, их культ государственности и т.п. При этом с анархизмом данный человек либо не знаком, либо не согласен, а о марксистских левокоммунистических течениях (т.е. о бордигизме и «коммунизме рабочих Советов») не знает и подавно. Поначалу у такого человека могут быть вполне нормальные взгляды, а главное, что импульс, который им движет, вполне здоровый. Такие люди поначалу думают, или им говорят, что вот надо делать свою газету, как Ленин делал «Искру», и что в конце концов реально сделать революцию в обозримом будущем, что дела пойдут. А дальше вот что происходит. Чем занимаются троцкисты? Ну, издают газету, ходят на демонстрации, некоторые стоят у проходных заводов с листовками. Плюс внутренние дрязги. Проходит год-другой, эта деятельность не приносит никаких или почти никаких ощутимых результатов. Это 100 лет назад можно было за несколько лет создать крупную организацию из нескольких сотен или тысяч рабочих, начиная почти с нуля. Теперь пролетариат совсем иной, атомизированный класс и этого не происходит. Тогда начинается облом. И тут несколько вариантов. Иногда человек разочаровывается и отказывается от всякой деятельности, отходит в сторону. Причем часто отходят в сторону лучшие, те, кто хотели бы делать действительно революционное дело и из кого в другой ситуации могли бы выработаться замечательные революционеры, но кому надоедает переливание из пустого в порожнее. Другие становятся либо оторвавшимися от действительности сектантами, либо циниками, причем обыкновенно последние управляют первыми. Циники говорят, а сектанты соглашаются – да мало ли, что там думают реальные рабочие. Важно что думаем мы – их авангард, их передовая группа. Отсюда отношение к людям, большинству пролетариата, как к тупой и темной массе, жесткое разделение мы - они. Потом, некоторые циники начинает манипулировать людьми, пытаются это делать с большим или меньшим успехом, просто самоутверждаются таким образом. Есть и другие вещи, к которым приводит цинизм. Вернее было бы сказать, что многие вещи присутствуют обычно у троцкистов одновременно, но в разной пропорции. Наряду с вождизмом и противопоставлением мы-они есть и другое. Раз не получается создать свое движение, то надо встроиться в существующее. Тогда человек, или даже вся группировка скопом идут к каким-нибудь местным сталинистам и (или) профчиновникам, встраиваются в существующее реформистское движение. В этом случае они превращаются просто в группу поддержки местных красных чиновников, в левое охвостье какого-то профсоюза или какой-то постКПССовской партии, либо, если очень повезет, сами занимают их место. Наконец, есть еще реклама, раздувание щек, приписывание себе мифических достижений, которых нет.

Есть и еще один, крайний вариант, для самых циничных, это проходимчество, высасывание денег из разных западных троцкистских организаций. Это то, что было среди киевских троцкистов (из т.н. «Рабочего сопротивления»).

Нужно ли говорить, что все эти варианты – контр-революционные?

Нужно указать на еще один момент, который многое объясняет. Это – социальный состав современных троцкистских групп. В них почти нет (а может быть, и совсем нет, не знаю) настоящих капиталистов и почти нет настоящих рабочих от станка. Социальная основа современных троцкистских групп – это интеллигенция, разная интеллигенция – от элитарной до деклассированной и орабочившейся. В этом факте нет ничего страшного и позорящего, однако отсюда вытекают определенные реальные проблемы.

Бесспорно, что интеллигенты, не управляющие чужим трудом, это часть пролетариата, однако по ряду особенностей они бесспорно отличаются от рабочих у станка.

Капитализм порождает у интеллигенции своеобразную психологическую болезнь – сочетание комплекса превосходства и комплекса неполноценности. С одной стороны, идеи, идеология, играют огромную роль в обществе, без них его функционирование невозможно точно так же, как оно невозможно без экономики. Уверенность в том, что ты знаешь истину, может давать огромную силу. Те интеллигенты, которые относятся к своему делу серьезно и не хотят быть просто оплачиваемыми слугами правящего класса, могут чувствовать себя в своем воображении всемогущими, чувствовать себя вождями исторического процесса, прометеями, которые украли истину у богов и бескорыстно дают ее людям.

С другой стороны, в реальной жизни интеллигент на каждом шагу болезненно чувствует свое социальное бессилие, он чувствует, что при капитализме он – лишь слуга правящего класса, и ничего больше.

Подлинный интеллектуальный труд, бескорыстное искание истины враждебен потребностям капитализма, потребностям производства прибыли. Именно поэтому часть интеллигентов, двигаемые потребностями своего специфического труда, идут в революцию.

Однако идя в революцию, они не перестают чувствовать свое бессилие. Они чувствуют – и правильно чувствуют - что в одиночку неспособны свергнуть капитализм, что необходим союз с другими частями пролетариата.

Вот здесь и возникает развилка. Может быть здоровый подход (в общем и целом, он был у революционных народников): мы – часть пролетариата, мы – его передовой отряд – не в том смысле, что мы будем командовать пролетариатом, а в том смысле, что мы первыми начнем борьбу и своим действием, своим примером увлечем за собой весь пролетариат. Народник Дебагорий-Мокриевич в своих воспоминаниях писал: «Нас было на всю Россию несколько тысяч молодых людей, но мы ощущали в себе необоримую силу, потому что знали, что за нами стоит вся многомиллионная масса трудового люда».

Современные троцкистские и им подобные группы не чувствуют, что за ними стоит «вся многомиллионная масса трудового люда». Это даже не столько их вина, сколько их беда. Сейчас, в эпоху упадка капитализма и рабочий класс, и интеллигенция намного гнилее, чем были 100 лет назад.

Современные левацкие активисты (троцкисты и им подобные) не ощущают себя равноправной частью пролетариата. Они чувствуют себя либо выше других пролетариев, либо – а это на самом деле не менее вредно и омерзительно – ниже их.

У современных троцкистских активистов есть два источника знаний о пролетариате. Первый – это работы Маркса, Энгельса, Ленина и Троцкого, второй – опыт реального живого знакомства с современными пролетариями. Эти два источника никак не состыкуются.

У одного моего знакомого, молодого парня – «необольшевика» (так он сам себя характеризует), отец – доподлинный рабочий, при этом пьяница и сволочь. Поэтому у данного «необольшевика» в голове два образа пролетариата, один идет из книг Ленина, Сталина и Троцкого, другой – от опыта общения с родным отцом. С одной стороны для него промышленный пролетариат – это самый передовой класс (куда уж до него «мелкособственническому крестьянству» и «гнилой интеллигенции»!), с другой стороны, для него реальные рабочие – это чистая доска, на которой передовая партия может писать все, что ей вздумается. У них нет ни своих стремлений, ни своих представлений о добре и зле, о справедливом и несправедливом.

На самом деле все не так. Современные рабочие – это не ангелы во плоти и не образцы человеческого совершенства. Но они и не обесчеловеченные роботы, которых может вести куда угодно сперва частный капитализм, а затем – «самая передовая» партия. Они думают своей собственной головой и смотрят на мир своими глазами – пусть и думают очень часто косо и неправильно. Они могут очень долго терпеть, но затем, когда пройден некий рубеж, они восстают. Даже до этих массовых пролетарских выступлений пролетарии по одиночке и бессознательно сопротивляются гнету капитала (волынка, саботаж и т.п.). Задача сознательных революционеров – донести достижения революционной науки до пролетарских масс – не тех идеальных пролетариев, которые существуют в воображении троцкистов, а до тех реальных пролетариев, которые есть, - и вместе с этими пролетариями свергнуть буржуазный строй.

Забавный феномен. Хотя современные троцкистские группы на 9/10 состоят из интеллигентов, в перебранках между разными троцкистами одно из самых «страшных» обвинений – это то, что противник является «гнилым интеллигентом, оторвавшимся от рабочего класса» – это при том, что 99,9% современных рабочих о троцкистских группах не знают и знать не хотят. Тут сказывается ненависть кающихся интеллигентов к самим себе. Между тем социальная группа, презирающая и не уважающая саму себя, не может вызывать к себе доверия и у других.

У современных троцкистов – патологическая раздвоенность – в большинстве своем они, хотя выступают от имени промышленного пролетариата, никакого отношения к нему не имеют. Те же из троцкистов, кто вел реальную работу в рабочей среде, делали это не по-революционному, а по-реформистски, т.е. сотрудничая с разного рода профбюрократией и выполняя роль своего рода советников при ней.

Еще один важный момент. Иногда приходится слышать, что проблемы современного «левого движения» из-за того, что в нем слишком много теоретиков и слишком мало практиков. На самом деле ничего подобного. Вместо практики существует бестолковое мельтешение, а вместо теории – повторение догм столетней давности. Между тем функция теории не в том, чтобы до бесконечности повторять истины, которые когда-то были живыми, а теперь стали мертвыми, а в том, чтобы осмыслять существующую реальность и тем самым находить пути, какими можно ее изменить.

У современных троцкистов этого нет. У них нет серьезного теоретического исследования современного мирового капитализма вообще и капитализма в России, на Украине и т.д. в частности, нет анализа классов современного общества (т.е. буржуазии и пролетариата), между тем без такого серьезного анализа невозможна никакая стратегия деятельности.

У троцкистских групп нет никакой стратегии, нет никакого долгосрочного плана действий, вместо этого – пропаганда надисторических догм в сочетании с мелкотравчатым тактицизмом, с погоней за первой подвернувшейся мелкой тактической выгодой.

Ленин и вообще русские марксисты 100-летней давности были куда серьезнее. Когда Ленин в 1890-е годы начинал свою деятельность, он проделал свой анализ русского капитализма, чтобы, исходя именно из этого анализа, выработать стратегию деятельности. Анализ русского капитализма, содержащийся в работе Ленина «Развитие капитализма в России», был абсолютно неправильным, но с ним можно было спорить, Ленин обладал элементарной теоретической добросовестностью. У современных троцкистских групп ее нет. Нет анализа действительности, нет отталкивающейся от этого анализа стратегии деятельности, есть сиюминутное копошение.

Существует такой анекдот: Как-то раз решили ученые проверить, кто умнее – обезьяна или алкоголик. Привели обезьяну в комнату, в центре которой к потолку был привязан банан, а в угол поставили стул. Обезьяна попрыгала-попрыгала, не достала банан, потом посмотрела по сторонам, почесала в затылке, поднесла стул под банан, залезла на стул, спокойно сняла банан и с чистой совестью съела.

Вслед за обезьяной привели алкоголика, только вместо банана подвесили бутылку водки. Алкоголик прыгает-прыгает, из сил выбивается, а до бутылки все равно дотянуться не может. Ученые его пожалели и говорят:

- Уважаемый, вы подумайте, тут в углу стул стоит, может быть, он вам пригодится.

- А что тут думать? Тут прыгать надо.

Слова «А что тут думать? Тут прыгать надо» едва ли не в наилучшей степени выражают дух бестолкового и бесплодного копеечного практицизма, присущий современным троцкистским и им подобным группам.

Но мы тоже порой стоим у проходных заводов, ходим на разные митинги, делаем газеты. Ты тоже этим занимался и занимаешься. И тоже особыми успехами, созданием крупной организации похвастаться не можем. Значит, по-твоему, мы тоже обречены на такое? Вот ты говоришь, что ты – сторонник исторического материализма, что среда, общественная среда, формирует человека. Однако, тогда и мы безусловно обречены точно на то же самое. Больше того, любая группа, претендующая на изменение существующего строя. Имеющая своей целью пролетарское восстание и коммунизм.

-Исторический материализм – метод познания социальной реальности, он не замещает революционную этику (если я правильно сужу, такое же отношение к историческому материализму было у немалой части эсеров). Логика исторического материализма – это логика капитализма, однако даже при капитализме существуют другие логики, которые капитализм полностью уничтожить не может.

Человек, пролетарий находится в определенной ситуации, которую не он создал, в которую он насильственно вброшен. Но отвечать на ситуацию эксплуатации и угнетения можно по-разному. Можно терпеть. Можно восстать. Можно пытаться как-то уклониться (например, попытаться самому стать капиталистом). Разные люди делают разный выбор. И один и тот же человек в разное время может делать разный выбор. Причем ответственность за этот выбор лежит именно на нем самом, нет ни бога, ни исторических законов, на которые можно переложить ответственность. Есть закономерности исторического процесса, но они ни на что не дают моральной санкции.

Сартр говорил: «Само существование эксплуатации предполагает предварительное существование свободы. Нельзя говорить о эксплуатации робота… Невозможно объяснить историю рабочего класса, если не считать, что у него было определенное сознание свободы. Если люди подобны вещам, как считают марксисты, значит, рабочая борьба не имеет смысла».

Борьба пролетариата – это борьба за уничтожение капиталистической системы, с ее логикой корысти, это борьба за слом одномерного пространства капитализма и за выход в иное – свободное и человеческое измерение.

Кажется, Роза Люксембург сказала, что к анализу прошлого мы должны подходить с точки зрения необходимости, а к будущему, которое в значительной мере определится и нашими действиями – с точки зрения свободы…

Да, капитализм влияет на человека, это бесспорно. Но влияние бывает разным. Капитализм может приспособить человека к себе, а может напротив, побудить его к сопротивлению системе.

Но троцкисты, как и все прочие ленинистские группировки, бесспорно ответят на это, что они сопротивляются системе!

- Невозможно сопротивляться системе, принимая правила игры системы – иерархию, вождизм, манипуляции людьми, их превращение в “человеческий материал”, рекламу, сотрудничество с профсоюзными чиновниками и действующими буржуазными политиками-депутатами.

То есть выходит, что главная проблема троцкистов, по-твоему, это реформизм, отказ от революционности, в каком-то глубоком смысле этого слова, принятие правил системы за собственные?

-Да, разумеется. Если говорить о троцкизме в целом, о мировом троцкизме – это демократическая форма сталинизма, демократическая форма государственного капитализма по своей программе и радикальный реформизм по своей тактике. После того, как официальные «коммунистические» партии в мире исчезли или откровенно заявили о своей буржуазной природе, в некоторых странах троцкистские партии стали главной силой радикального реформизма. На президентских выборах во Франции в 2002г. кандидат от ФКП набрал 3,5% голосов, 3 кандидата от разных троцкистских организаций – 10,5% голосов, т.е. в три раза больше. Они не говорили о социальной революции, о свержении капитализма – ничего подобного! Речь в их программах шла о создании новых рабочих мест и о т.п. латании дыр на капитализме.

Я не думаю, что в современной России троцкисты повторят французских результат и опередят по своей силе КПРФ и даже РКРП (хотя на региональном уровне такое иногда возможно). Не та ситуация и не те люди.

Чем на самом деле вредны современные троцкистские организации? Если бы они состояли сплошь из проходимцев, карьеристов и интриганов, тогда все было бы просто и ясно. На самом деле, все хуже. В троцкистские организации приходят наши потенциальные товарищи (хотя не только они, конечно), приходят люди, желающие всерьез бороться за революцию. Побыв в троцкистской организации, они либо разочаровываются во всем и отказываются от борьбы за революцию, либо развращаются и становятся циниками, оппортунистами и т.п. Даже те, кто затем находит в себе силы порвать с троцкизмом и развиваются влево, успевают приобрести вредные привычки, от которых затем трудно отказываться (привычку к раздуванию щек, например).

Поэтому отношение к троцкистам должно быть строго дифференциированным – к каждому троцкисту и каждой троцкистской группе в зависимости от их конкретных качеств. Троцкистская организация может быть в какой-то степени революционной, лишь пока является очень маленькой и слабенькой. Чем сильнее она растет, тем сильнее интегрируется в буржуазную систему. Нужно разъяснять это тем троцкистам, которые небезнадежны и вытаскивать их из этого болота – если получится.

Что вообще нужно делать? Нужно стремиться, чтобы на смену нынешнему левому мельтешению и левому лежанию пришло революционное движение. Нужно смотреть на мир трезвыми глазами, анализировать социальные процессы вообще и борьбу современных пролетариев в особенности. Нужно участвовать в этой борьбе, нужно умело объяснять пролетариям, что единственное средство лечения всех современных общественных болезней – это социальная революция, это уничтожение капитализма. Наконец, нужно быть способными адекватно действовать в любых общественных ситуациях – и в обстановке затянувшегося штиля, и в обстановке девятого вала. По поводу событий на Украине в конце 2004г., событий общенационального кризиса и объективно революционной ситуации, один троцкист сказал: «Революция подошла к нам вплотную. Но она оказалась совсем не похожей на ту, которую мы ожидали, поэтому мы ее пропустили мимо». Нужно, чтобы такая реакция не повторялась.

Интервью брал М. Магид.

 

 

Используются технологии uCoz